Ночь длиною в жизнь - Страница 114

114

— Я тебя удивлю: планы есть у всех и всегда. Впрочем, не забивай себе голову. Планы планами, а приезжать буду часто, Кармела и Джеки останутся довольны.

— Хорошо. Напомни, чтобы я показал тебе, как сажать папашу на унитаз и потом снимать.

— Ну да, ты же тут в следующем году не часто будешь, — понимающе кивнул я. — Магазин твой, и все такое.

Что-то промелькнуло в глубине глаз Шая.

— Да. Это верно.

Я поднял стакан.

— Ты молодец. Ждешь не дождешься?

— Я это заслужил.

— Да, конечно. Знаешь, вот какая закавыка: я буду появляться наездами, но вряд ли перееду насовсем. — Я с любопытством оглядел квартирку. — У человека ведь есть собственная жизнь, ты же понимаешь?

В глубине глаз брата что-то вспыхнуло.

— Я и не просил тебя переезжать, — ответил он ровным голосом.

Я пожал плечами.

— Ну, ведь кто-то должен быть рядом. Знаешь, па… совсем не желает в дом престарелых.

— Твоего мнения я не спрашивал.

— Разумеется. Он говорит, что у него план есть. Я бы на твоем месте пересчитывал его таблетки.

Огонь в глазах брата разгорался.

— Секундочку… Ты мне будешь рассказывать о моих обязанностях перед папой? Ты?

— Что ты, я только сообщаю. Не хочется, чтобы тебе пришлось жить с чувством вины, если вдруг что случится.

— Какой, к чертям, вины? Сам считай свои таблетки, если тебе надо. Я за вами приглядывал всю свою жизнь. С меня хватит.

— Знаешь что? — сказал я. — Рано или поздно тебе придется бросить эту идею, будто ты всю жизнь был для всех рыцарем в блестящих доспехах. Пойми меня правильно, это забавно наблюдать, но есть четкая грань между иллюзией и ложью, а ты переступаешь эту грань.

— Ты понятия не имеешь… — Шай покачал головой. — Ни малейшего понятия.

— Да неужели? Мы с Кевином как-то вспоминали, как ты за нами приглядывал. Знаешь, что первое пришло в голову — Кевину, не мне? Как ты запер нас обоих в подвале номера шестнадцатого. Кевину было два, что ли, может, три? Тридцать лет прошло, а он по-прежнему не любил туда ходить. Да, в ту ночь за ним отлично приглядели.

Шай захохотал, откинувшись назад так, что стул опасно накренился. Тени превратили глаза и рот брата в бесформенные провалы.

— В ту ночь… — повторил он. — Ну конечно. Хочешь знать, что случилось в ту ночь?

— Кевин описался. Его просто парализовало. Я ободрал руки в лохмотья, пытаясь оторвать доски с окна, чтобы выбраться. Вот что случилось.

— В тот день па уволили, — сказал Шай.

Вообще-то па увольняли постоянно, а потом и вообще перестали нанимать. Эти дни никому не нравились, тем более что обычно недельная получка заменяла отцу заявление об уходе.

— Уже стемнело, а его все нет и нет, — продолжал Шай. — Тогда ма отправила нас всех в постель — мы тогда вчетвером спали на матрасах в задней спальне; это потом, когда появилась Джеки, девчонок переселили в другую комнату. Ма завелась по полной программе: мол, она на порог отца не пустит, пусть спит в канаве, откуда родом, и пусть его отдубасят, переедут машиной и бросят в тюрьму одновременно. Кевин скулил, что хочет папу, черт его знает зачем, ма заорала, дескать, заткнись и спи, а то твой драгоценный папочка вообще больше не придет. Я спросил, что делать дальше, а она ответила: «Теперь ты мужчина в доме, будешь о нас заботиться. В любом случае у тебя получится лучше, чем у этого засранца». Если Кевину было два, то мне, стало быть, сколько? Восемь?

— Так и знал, что во всей истории ты окажешься главным мучеником.

— А потом среди ночи заявился па, выломал дверь. Мы с Кармелой выскочили в гостиную — а он там швырял в стену свадебный сервиз, предмет за предметом. У мамы все лицо в крови, она визжит и обзывает отца какими только можно словами. Кармела вцепилась в папу, он отшвырнул ее в угол и начал орать, что это мы, гребаные дети, поломали всю его жизнь, что нас надо утопить, как котят, перерезать глотки — и снова стать свободным человеком. Заметь, говорил он на полном серьезе. — Шай налил себе еще на дюйм виски и протянул бутылку мне. Я покачал головой. — Ну, сам разберешься. Он направился в спальню, прирезать нас всех скопом. Ма прыгнула на него, заорала, чтобы я увел малышей. Я ведь мужчина в доме? Я вытащил твою задницу из постели, сказал, что надо уходить. Ты расхныкался: вот еще, никуда не пойду, чего ты командуешь… Я знал, что ма не удержит папу надолго, отвесил тебе подзатыльник, Кевина взял под мышку, а тебя потащил за шиворот футболки. И куда мне вас было вести? В полицию?

— А соседи на что? Целая куча соседей…

На лице Шая появилась гримаса отвращения.

— Ага. Надо было вывалить наше грязное белье перед всей Фейтфул-плейс, подарить им такой жирный скандал, что до конца жизни хватит вспоминать. Ты бы так поступил? — Шай отпил большой глоток и, морщась, запрокинул голову. — Может быть, ты так и поступил бы. И другие. А я бы стыдился всю жизнь. Мне даже в восемь лет гордость не позволила.

— В восемь лет и мне тоже. А сейчас я вырос, и мне намного сложнее понять, почему запереть младших братьев в гиблом месте — это повод для гордости.

— Это лучшее, что я мог для вас сделать. По-твоему, это вы с Кевином пережили ужасную ночь? Отсиделись там, а потом па успокоился, и я за вами пришел. Я бы все отдал, чтобы остаться с вами в этом подвале, но мне нужно было вернуться.

— Перешли мне счет от твоего психотерапевта, — сказал я.

— Не нужна мне твоя долбаная жалость! Оттого, что вам пришлось несколько минут посидеть в темноте, угрызения совести меня мучить не станут.

— Ты мне все это рассказываешь в оправдание двух убийств? — поинтересовался я.

114