Кевин вздрогнул.
— Конечно, — мягко сказал я. — Если вы доверяете мне, я попробую это проверить.
— О Господи, — прошептала миссис Дейли, — Господи…
— Мистер Дейли? — продолжил я.
Мистер Дейли, зажав ладони между колен, уставился на чемоданчик и словно не слышал меня.
— Я тебя не люблю, — произнес он после долгого молчания. — И твою семью тоже. Ни к чему притворяться.
— Да, я заметил, и давно, — согласился я. — Но тут я не как Мэки, а как полицейский, который, возможно, поможет вам найти дочь.
— Без огласки, под прилавком, через черный ход. Люди не меняются.
— Видимо, так, — ответил я со слабой улыбкой. — Меняются обстоятельства. Сейчас мы по одну сторону.
— Неужели?
— Вам остается надеяться на это, потому что, кроме меня, у вас никого нет. Как хотите, дело ваше.
Он посмотрел мне в глаза долгим оценивающим взглядом. Я выпрямил спину и нацепил респектабельное выражение лица для родительского собрания. Мистер Дейли коротко кивнул и сказал без особой любезности в голосе:
— Сделай. Сделай все, что сможешь. Пожалуйста.
— Хорошо, — ответил я и достал записную книжку. — Расскажите мне, как уехала Рози. Начнем со дня накануне. И пожалуйста, как можно подробнее.
Они помнили все, как любая семья, потерявшая ребенка, — как-то раз несчастная мать показывала мне, из какого стакана пил ее сын утром того дня, когда устроил себе передозировку. Воскресное утро, рождественский пост, мороз, серо-белое небо, пар от дыхания повисает в воздухе, как туман. Накануне вечером Рози вернулась рано, поэтому собиралась на девятичасовую мессу со всей семьей, вместо того чтобы, отоспавшись, пойти на полуденную — как обычно она делала, если в субботу работала допоздна. Вернувшись из церкви, они приготовили завтрак — в те времена есть до причастия считалось грехом, который приходилось замаливать. Рози гладила, миссис Дейли стирала, и они вместе решали, когда пойти за окороком к рождественскому столу. У меня дух перехватило — я представил, как Рози спокойно обсуждает обед, который не собирается есть, и мечтает о нашем с ней Рождестве. Незадолго до полудня девочки отправились на Нью-стрит, привести бабушку Дейли на воскресный обед, потом все смотрели телевизор — и это тоже ставило Дейли на ступеньку выше нас, деревенщины: у них был свой собственный телевизор. Снобизм наизнанку — смешная штука; я припоминал тонкие нюансы, о которых уже почти позабыл.
И весь остаток дня — снова ничего особенного. Девочки проводили бабушку домой, Нора собралась погулять с подругами, а Рози поднялась в комнату почитать, а может — собрать вещи, или написать ту самую записку; или сесть на край кровати и повздыхать. Ужин, снова работа по дому, снова телевизор; помогла Норе с заданием по математике; ни единого намека за весь день, что Рози затаила какую-то каверзу.
— Ангел, — хмуро сказал мистер Дейли. — Всю неделю она вела себя как ангел. И как это я не сообразил…
Нора отправилась спать около половины одиннадцатого, а остальные — чуть позже одиннадцати: Рози с отцом рано уходили на работу. Девочки спали в одной спальне, родители — в другой; в доме Дейли — никаких раскладных диванов, увольте. Нора помнила только, как шуршала Рози, переодеваясь в пижаму, как шепнула «спокойной ночи», ныряя в постель, и больше ничего. Как Рози выбралась из постели, как одевалась, как выскользнула из комнаты и из квартиры — этого Нора не слышала.
— Я тогда спала как убитая, — добавила Нора, словно защищаясь от града упреков. — Подростки все такие, сам знаешь…
Утром, когда миссис Дейли пришла будить девочек, Рози не было.
Сначала они не беспокоились — так же как и мои родители в доме напротив; мистер Дейли прошелся насчет безрассудной современной молодежи, и все. В Дублине восьмидесятых особых опасностей не существовало; все решили, что Рози выскочила пораньше, чтобы встретиться с подругами, обсудить свои загадочные девичьи дела. А потом, когда Рози не вернулась и к завтраку, Барри Хирн и братья Шонесси принесли записку.
Неизвестно, что понадобилось этой троице в номере шестнадцатом с утра пораньше холодным утром понедельника; наверняка травку курили или порно разглядывали — по рукам в то время ходила парочка затрепанных журналов, которые привез чей-то кузен, побывавший годом раньше в Англии. В любом случае тогда-то и началось светопреставление. В изложении Дейли скандал выглядел не так ярко, как в версии Кевина — брат пару раз поглядывал на меня, слушая их рассказ, — но в целом картина складывалась та же.
Я кивнул в сторону чемоданчика:
— Где его держали?
— В комнате девочек, — сказала миссис Дейли в кулак. — Рози хранила в нем одежду, старые игрушки и прочее — тогда у нас еще не было встроенных шкафов, да ни у кого не было…
— Постарайтесь вспомнить, когда вы видели чемоданчик последний раз?
Никто не ответил.
— Да может, и за несколько месяцев, — сказала Нора. — Рози держала его под кроватью; я его видела, только если она оттуда что-нибудь вытаскивала.
— А чем из вещей Рози пользовалась? Слушала записи, надевала что-нибудь из одежды?
Молчание.
Вдруг Нора резко выпрямилась и сказала чуть громче:
— Плейер. Я видела его в четверг — за три дня до ее отъезда. Я обычно брала его из ее прикроватной тумбочки, когда приходила из школы, и слушала ее кассеты, пока она не придет с работы. Если бы Рози меня поймала, мне бы влетело, но у нее всегда были лучшие записи…
— Ты уверена, что видела его именно в четверг?
— Я его по четвергам брала, потому что в эти дни Рози его дома оставляла. Они с Имельдой Тирни — помнишь Имельду? — вместе на швейной фабрике работали, и по четвергам и пятницам на смены вместе ходили. А когда Имельда работала в другую смену, Рози шла на фабрику одна и по дороге слушала плейер.