Ночь длиною в жизнь - Страница 37

— Некоторые не захотят сдавать квартиру ирландцам, — заметила Рози.

— Да пошли они! — хмыкнул я. Течение росло, набирало силу; я знал, что первая попавшаяся квартира будет идеальной, что этот волшебный магнит приведет нас прямо к нашему дому.

— Скажем, что мы из Монголии. Изобразишь монгольский акцент?

Рози улыбнулась:

— А зачем? Будем говорить по-ирландски, а скажем, что это монгольский. Думаешь, они отличат?

Я церемонно поклонился и произнес:

— Пог мо хон! — Этим «поцелуй меня в зад» я исчерпал почти весь свой ирландский лексикон. — Старинное монгольское приветствие.

— И все-таки серьезно, — сказала Рози. — Я все это говорю только потому, что знаю, чего стоит твое терпение. Если мы не снимем квартиру в первый же день, это ведь не страшно? У нас уйма времени.

— Я знаю, — ответил я. — Некоторые хозяева решат, что мы алкаши или террористы, а некоторые… — Я пробежал большими пальцами по сильным рукам Рози: мозоли от шитья, дешевые серебряные колечки с кельтскими кругами и кошачьими головками. — А некоторые нас не захотят, потому что мы будем жить в грехе.

Рози пожала плечами.

— И их тоже в задницу.

— Если хочешь, — предложил я, — можно притвориться. Купим кольца, под золотые, будем зваться мистер и миссис. До тех пор, пока…

Рози решительно замотала головой:

— Нет. Ни за что.

— Это только на время, пока не накопим денег на настоящую свадьбу. Тогда сразу будет намного легче.

— Не важно. Этим не играют. Ты или замужем или нет; и дело не в том, что думают другие.

— Рози, — сказал я, крепко взяв ее за руки. — Ты ведь знаешь, я хочу жениться на тебе. Я хочу этого больше всего.

Рози чуть улыбнулась.

— Ну еще бы. Когда мы начали встречаться, я была хорошей девочкой, слушалась монашек, а вот теперь готова стать твоей любовницей…

— Я же серьезно. Послушай, если бы твои узнали, решили бы, что ты рехнулась. Все же говорят, что Мэки — шайка подонков. Мол, я хочу добиться только одного, а потом брошу тебя с ребенком на руках, слив всю твою жизнь в отхожее место.

— Не получится. В Англии санузлы.

— Я хочу, чтобы ты знала: ты ни о чем не пожалеешь, я сделаю для этого все. Клянусь Богом.

— Я знаю, Фрэнсис, — ласково сказала Рози.

— Я не такой, как мой па.

— Если бы я думала иначе, меня бы тут не было. Слушай, принеси мне пакетик чипсов. Есть хочу.

Мы сидели в «О'Ниле» весь вечер, пока студенты не начали расходиться и бармен не принялся елозить пылесосом у наших ног. Мы старались растянуть каждую кружку, говорили о безопасных милых обыденных пустяках, смешили друг друга. Перед тем как идти домой — шли по отдельности, чтобы никто не застукал, но я с безопасного расстояния приглядывал за Рози, — мы долго-долго целовались на прощание у задней стены Тринити. Потом мы стояли, обнявшись, тесно прижавшись друг к дружке. Морозный воздух звенел где-то высоко над нашими головами чистым хрустальным звоном; хриплое дыхание Рози грело мне горло, ее волосы пахли лимонными леденцами, ее сердце отчаянно колотилось о мои ребра. Наконец я отстранился и долго смотрел Рози вслед — последний раз.

Конечно, я искал ее. Впервые оказавшись без посторонних глаз у полицейского компьютера, я ввел ее имя и дату рождения: ее никогда не арестовывали в Ирландской республике. Нет, я не ждал, конечно, что Рози превратится в Мамашу Бейкер, но остаток дня провел на подъеме, сделав первый шажок по ее следам. Постепенно налаживая контакты, я расширял и поиски: Рози не арестовывали в Северной Ирландии, не арестовывали в Англии, Шотландии, Уэльсе и США, она нигде не подавала на пособие, не получала паспорт, не умирала, не выходила замуж. Я повторял поиски каждую пару лет, с помощью ребят, которые были мне обязаны. Вопросов они не задавали.

После рождения Холли я стал мягче и просто надеялся, что Рози попадет где-нибудь под мой радар, что она живет обычной, простой жизнью, не попадая в сферу интересов системы, вспоминает меня иногда, испытывая легкий укол, дескать, а могло сложиться… Иногда я представлял, как Рози находит меня: телефонный звонок среди ночи, стук в дверь офиса, мы сидим бок о бок на скамеечке в парке, наблюдая в сладко-горьком молчании, как Холли качается на детской площадке рядом с двумя рыжеволосыми мальчишками. Я представлял долгий вечер в дымном пабе — наши головы постепенно склоняются друг к другу под разговоры и смех, наши пальцы придвигаются все ближе по щербатому дереву стола. Я представлял до мельчайших деталей, как она теперь выглядит: морщинки от улыбок, которых я не видел, дряблый живот от не моих детей; вся ее жизнь, которую я пропустил, написана на ее теле шрифтом Брайля для моих рук. Я представлял, как она дает мне ответы, которые не приходили мне в голову и которые сразу все объясняют, ставят все кусочки головоломки на свои места. Я надеялся на второй шанс — хотите верьте, хотите нет.

Иногда ночью, после стольких лет, я все еще хотел того же, чего хотел в двадцать: увидеть ее имя в отчетах отдела жертв домашнего насилия, в списке проституток, направленных сдавать анализ на СПИД, в списке трупов с передозом в морге в криминальном районе Лондона. Я годами читал описания сотен «неизвестных».

Все мои вехи сметены ослепляющим, оглушающим взрывом: мои вторые шансы, моя месть, моя милая противосемейная линия Мажино. Рози Дейли, пнувшая мой несчастный зад, была моим ориентиром, огромным и прочным, как скала. Теперь скала замерцала, словно мираж, весь пейзаж завертелся вокруг, выворачиваясь наизнанку; все вокруг стало совершенно незнакомым.