Я подвернулся случайно; собственно, я не должен был этим заниматься — нельзя брать дела, в которых фигурируют члены семьи. Завидев на бланке заявления имя «Джасинта Мэки», я все понял. Чуть не половина женщин Дублина носят или то же имя, или ту же фамилию, но только моим родителям пришло в голову назвать дочку Джеки Мэки. Можно было сразу сказать начальнику, чтобы кто-то другой записал ее описание комплекса неполноценности недомерка, — и остаток жизни я бы и думать не думал ни о своей семье, ни о Фейтфул-плейс, ни о «загадке загадочного чемоданчика». Но мне стало любопытно. Когда я ушел из дому, Джеки было девять; милая девочка ни в чем не провинилась. Вот я и решил посмотреть, что из нее вышло, думая, что особого вреда не будет. Только потом я сообразил, как ошибался.
— Пошли! — Я нашел вторую туфлю Холли. — Захватим тетю Джеки на прогулку, а потом купим пиццу, которую я обещал тебе вечером в пятницу.
В разводе есть и положительные стороны: я больше не обязан по воскресеньям прогуливаться по Долки, раскланиваясь с занудными парами, уверенными, что мой акцент сводит на нет мои достоинства. Холли любит качели в Герберт-Парке — насколько я понял из бурного невнятного монолога, если на них хорошенько раскачаться, они превращаются в лошадей, и еще там с какого-то боку Робин Гуд; значит, возьмем тетю Джеки туда. День выдался холодный и солнечный, еще чуть-чуть, и подморозило бы, так что идея погулять в парке пришла в голову целой куче разведенных папаш. Некоторые привели с собой шикарных подружек, так что рядом с Джеки в ее куртке под леопарда я не выделялся.
Холли унеслась к качелям, а мы с Джеки отыскали скамейку, с которой могли наблюдать за ней. Холли на качелях — лучшее лекарство от стресса. Хотя с виду она совсем пушинка, такое упражнение ей нипочем, и она может качаться без устали часами; а я могу смотреть и смотреть, убаюканный ритмом. Я почувствовал, как расслабляются плечи, и понял, до чего был напряжен. Я сделал несколько глубоких вздохов. Интересно, как держать давление в норме, когда Холли подрастет и на детской площадке ей станет неинтересно?
— Господи, она же еще на целую голову вымахала! Еще чуть-чуть — и меня перерастет.
— Еще чуть-чуть — и я запру ее до восемнадцатилетия, как только она научится без рвотных позывов произносить имя мальчика.
Я вытянул ноги, руки положил на затылок, повернулся лицом к слабенькому солнцу и стал мечтать о том, чтобы так и провести остаток дня. Мои плечи расслабились еще немного.
— Крепись. Они начинают теперь ужасно рано.
— Только не Холли. Я ей объяснил, что мальчики до двадцати лет не умеют пользоваться горшком.
Джеки рассмеялась.
— Тогда она просто примется за взрослых мужчин.
— Ну, взрослые быстро сообразят, что у папочки есть револьвер!
— Фрэнсис, а ты вообще как себя чувствуешь? — озабоченно спросила Джеки.
— Вот похмелье пройдет — и все будет в норме. Есть аспирин?
Джеки порылась в сумочке.
— Нету. Ничего, пусть голова поболит, тебе урок: будешь в следующий раз осторожнее с выпивкой. Но я ведь не об этом, ты же понимаешь. Как ты после вчерашнего? После вчерашнего вечера?
— Я отдыхаю в парке с двумя очаровательными дамами. Это ли не счастье?
— Знаешь, Шай и впрямь вел себя как придурок. Он не имел права на Рози наговаривать.
— Ей теперь от этого ни горячо, ни холодно.
— Да он к ней на пушечный выстрел не подходил! Он тебя позлить хотел, вот и все.
— Потрясающе, Холмс. Это же любимое занятие Шая!
— Он обычно не такой. То есть нет, святым он не стал, но здорово поостыл в последнее время. Он просто… не знает, как отнестись к твоему возвращению, понимаешь?
— Ладно, проехали. Сделай милость: наплюй, радуйся солнышку и смотри, какая у меня восхитительная дочка. Договорились?
— Прекрасно, — засмеялась Джеки. — Давай так.
Холли выглядела великолепно, лучшего я и пожелать не мог: пряди волос выбились из ее хвостиков и вспыхивали огнем на солнце, она довольно напевала что-то себе под нос. Один взгляд на изящный изгиб ее позвоночника, на небрежные взмахи ног постепенно расслаблял мои мышцы получше первоклассного косячка.
— Ну что, уроки мы сделали, — заметил я. — Давай, как поедим, сходим в кино?
— Меня дома ждут.
Эти четверо по-прежнему переживают еженедельный кошмар: воскресный вечер с мамочкой и папочкой, ростбиф и трехцветное мороженое, прочее веселье и игры, пока у кого-нибудь не поедет крыша.
— Так опоздай, — сказал я. — Взбунтуйся наконец.
— Я обещала встретиться с Гэвом — выпьем по кружечке, а потом он пойдет к ребятам. Я с ним и так мало времени провожу, того и гляди, решит, что я хочу завести любовника. Я просто заехала проверить, как ты.
— Давай и его возьмем с собой.
— На мультики?
— Как раз его уровень.
— Заткнись, — миролюбиво сказала Джеки. — Не любишь ты Гэвина.
— Во всяком случае, не так, как ты. Впрочем, сильно сомневаюсь, что ему это нужно.
— Ты мерзавец, вот ты кто. Слушай, а с рукой у тебя что?
— Я спасал рыдающую девственницу от банды нацистов-сатанистов на мотоциклах.
— Да я серьезно. Ты не упал тогда? Ну, когда ушел. Ты был немного… ну, не в стельку, конечно, но…
Тут зазвонил мобильник — тот, которым пользуются мои мальчики и девочки под прикрытием.
— Поглядывай за Холли, — сказал я и достал телефон из кармана. Имени нет, и номер незнакомый. — Алло!
Смущенный голос Кевина произнес:
— Э… Фрэнк?
— Прости, Кев. Ты не вовремя. — Я нажал отбой и спрятал телефон.